Пока я болею и лежу, у меня внутри идут глубокие процессы…
В таких случаях я всегда зову праматерей, особенно бабушек. Они сильно любимые.

Они меня врачуют, пестуют.
— Ба, а счастливый кто? — спрашиваю я, завернувшись в объятия их любви.

Мои глаза закрылись, и я впала в легкую исцеляющую полудрему.

Мне вспомнился сырой теплый воздух джунглей, невиданные ароматы тропических трав, громкий звук ночных цикад и запах молочных деревенских коров, вольно гуляющих по сухой траве… Перед глазами воскресли Индия и запрятанный в ветхой глуши храм Вринды Дэви. Там я жила какое-то время, училась слушать мир и Бога.

Аскетичные условия и полная глушь. На ближайшие несколько десятков километров только одна крошечная деревня, где люди живут в хижинах без электричества, городских благ, сами выращивают еду и сами шьют себе одежду. Каждый день молитвы, медитации, проповеди на хинди и непривычная тишина, вскрывающая изнутри все страхи и изгоняющая демонов неверия.

БОльшую часть времени я сидела в саду, недалеко от алтаря Богини, и читала мантру, заполняя внутреннюю пустоту отголосками Бога…

Когда начинало темнеть, в храм приходила бабуля из деревни. Она была вся в морщинах, и что-то мне подсказывало, что ей давно перевалило за 100. Она приносила к алтарю маленький букетик полевых цветов, крошечную кружечку йогурта и зажигала самодельную свечу из топленого масла. Потом она устраивалась поудобнее и тихо пела красивую индийскую песню своим старым дрожащим голосом… Свеча горела в ее руке и подсвечивала ее морщинистую улыбку и крупные слезы, струящиеся по лицу.
«Наверное, у нее случилось какое-то горе», — думала я.
Она приходила каждый день. И каждый день тихо пела…

Я подошла к гуру и спросила, что произошло у бабушки и как ей можно помочь.
Гуру улыбнулся и ответил:
— У нее все хорошо. Она очень счастлива.
— А что же она тогда так часто приходит к Богине?
— Она приходит к ней как к дочке. Приходит перед сном, чтобы спеть ей колыбельную, чтобы сон Богини был добрым и крепким…
— У нее нет детей, да? — посочувствовала я.
— У нее есть дети, внуки и правнуки… Но кто же споет колыбельную для Бога?
Я растерялась и не знала, что сказать.
В очередной вечер я смотрела, как она раскладывает цветы у ног Богини и поет ей колыбельную, тихо улыбаясь и согревая душой лик Бога в своих теплых материнских объятиях.

«Каким должно быть сердце женщины, чтобы любить Бога, как своего ребенка, и заботиться о нем? Какой должна быть любовь в сердце, чтобы год за годом каждый день приходить сюда с песней для дочки?» — спрашивала я себя в недоумении.

Но безграничное и любящее материнское сердце способно вместить Богиню, как свою дочь…
Постигая свою великую суть, ты становишься матерью всего пространства и несешь это счастье тихо в своем сердце, в своей песне, в своем скромном букете…

Я села рядом с ней у алтаря. Старушка подняла на меня карие глаза, широко улыбнулась и продолжила петь…
Через нее вселенским потоком шли любовь, принятие и безусловное счастье.
Я расплакалась и никак не могла остановиться.
Я плакала и плакала от колыбельной матери Бога — и, кажется, именно тогда мое опустевшее сердце стало наполняться любовью…

Мне было стыдно за свои слезы, за свое пустое сердце, за непонимание, как можно вмещать в себя так много.
Я прорыдала в саду полночи, и груда камней с грохотом вывалилась из моего сердца.

На следующее утро мы уехали. Но ее образ отпечатался во мне гораздо сильнее, чем лик самой Вринды.

В полудреме я снова увидела ее добрые любящие глаза, словно это и моя бабушка, моя родная, любимая.
Я прошептала ей: «Теперь я понимаю…».

Открыв глаза, я все еще слышала ее колыбельную в пространстве.
Она исцеляла и приносила ощущение тихого женского счастья размером со всю Вселенную…